Кто не любил в детстве сказки про героев? Все любили. И героям подражали. А что делает настоящий герой? Царевну спасает. Вот о ней, о царевне сказочной, я и расскажу сегодня.
Многие ведь думают, что сидит она, царевна, в горнице, или в замке мрачном Кащеевом, в окружении лесов дремучих да гор непролазных, Змеем охраняемая. Сидит и плачет в ожидании, пока герой все подвиги, ему полагающиеся, совершит и царевну из неволи освободит. А в неволе ей приходится всяким женихам, к ней сватающимся, отказывать. Потому как неволит ею, порою, не Кощей там Бессмертный, а собственный отец.
Все это вроде и так, только вот образ царевны – красивой, доброй и в плену несчастной, действительности не всегда соответствует. Потому как разной бывает царевна. Весьма.
…Леса кругом и сырость вечерняя, легкий ветерок по верхушкам сосен вековых гуляет и, вон, туман белым молоком над лугом стелется, ноги коню боевому обволакивая. Расседлал его герой, сапоги с натугой скинул – хорошо-то как по траве луговой, росой покрытой, босиком пройтись. Да сил-то ходить уже не осталось – целый день верхом, а завтра бой со Змеем Трехголовым.
Кинул герой на траву ветки еловые наломанные, затушил тлеющие еще угольки от кострища, на котором ужин нехитрый себе сготовил, положил седло под голову, потянулся до хруста в усталых костях и… И дальше не помнил как в объятия сонные провалился.
А ночи-то летом короткие – вот на востоке и небо заалело, птицы на деревьях еще не поют, но тишины на ветках уже нет. Просыпаются птицы, день новый встречать собираются. А Змей Трехголовый тоже пробудился, жаром пышет, чует приближение героя. А герой-то спит себе сном богатырским, похрапывая, рядом конь стреноженный траву утреннюю щиплет, пофыркивая.
И вот уж рассвело совсем, сейчас гомон птичий начнется, да солнце диском красным на небо выкатится, прохладу утреннюю разгоняя. Но пока солнце не вышло, появляется на лугу нашем царевна. Впрочем, о внешности-то царевниной сказки умалчивают, знаем мы только, что вот волосы у нее непременно золотые.
Давай царевна будить героя, а он ни в какую просыпаться не хочет. И так она его расталкивала и этак. И водой студеной из сокрытой за деревьями лесной речки на лицо ему брызгала, и за плечи богатырские героя тормошила. Все без толку. Спит герой. Сейчас Змей сам до него доберется, да сожрет – или спалит – спящего. Кто тогда царевну их плена-неволи вызволит? Но она не растерялась, достала из-за пояса ножичек перочинный, срезала прядь волос, в беспорядке на лоб героя спадающих, да по щеке его легонько так ножичком провела.
Змейкой кровь из щеки надрезанной потекла, красный след оставляя – на траву закапала, до губ добралась. Проснулся герой, кровь с щеки утер, подорожник к ране приложил, смотрит – вокруг никого. Царевна-то спрятаться успела. Но откуда рана такая взялась – думать да гадать герою некогда. Вон над лесом дым поднимается, то Змей на битву собирается.
Быстро герой в доспехи тяжелые облачился, мечом опоясался, на коня вскочил – и в бой. Дальше вы знаете – повержен был Змей. Спасенная от чар его царевна ведет героя к отцу. А тот с сомнением и плечами так, соболями да горностаями укрытыми, пожимая:
– Хм, а вдруг и не он вовсе Змея-то одолел.
А царевна-невеста не на доспехи героевы, Змеевой кровью забрызганные, показывает, а на надрез на щеке: мол, он Змея одолел, потому как я его таким вот образом и разбудила. И ножичек свой перочинный отцу под нос сует, вместе с прядью волос героевых, тем же ножичком срезанных.
Поверил отец и, что ж, свадьбу готовить приказал. Тут, мы видим, царевна-невеста предстает перед нами и доброй и находчивой. Но так было не всегда.
«Что не всегда?» – спросите.
А вот так, после боя, герой радости с невестой своей предавался не всегда. Опасность-то для него не миновала.
…«Как-то не так, вроде, все быть-то должно» – ежась, думает герой. На его спине и челе пот еще не остыл от поединка недавнего со Змеем, и запястье, вон, правое, кое-как перевязанное, саднит, и ноги от усталости – да и Змей по ним хвостом ядовитым прошелся – болят, а тут, нате, новое испытание. Загадки, видите ли, царевна герою задавать собирается.
И обстановка вокруг какая-то мрачная: свечерело уже, луна бледным светом да факелы ярким племенем освещают картину вокруг безрадостную, перед героем нашим представшую: на воротах и стенах крепостных деревянных колья с воздетыми на них побелевшими от времени черепами прежних героев, не столь смышлеными в отгадках оказавшихся.
А тут еще царевна вместо того, чтобы в объятия к спасителю своему от Змея лютого, огнедышащего, броситься со слезами, неприступная такая на троне сидит, на героя не смотрит, а с отцом шушукается. Тот бороду свою черную теребит, усмехается, и то на черепа побелевшие, то на героя так недобро поглядывает. Словом, было отчего и герою поежиться и струйке пота холодного по спине его потечь.
«Что же это такое» – спросите вы – «Не расколдованная, что ли, царевна, а Змей не пал вовсе, а в отца ее превратился злобного, так, что ли?»
В чем-то вы и правы – помните нашу «Змею-Жену»? А в этой сказке царевна ведь не только краса и суженая, но и существо коварное, готовое героя своего смерти предать – если, как вы уже догадались, он с загадками ее не справится. И отец тут – коварный ее помощник. Но это еще куда ни шло: справился герой наш с загадками и взял в жены царевну – тут она уж не противилась. А то ведь бывает и хуже: царевна намерена героя без всяких, там, загадок извести: утопить, например, или обокрасть.
Что тут-то делать герою? Ну, во всяком случае, не ежиться и пОтом исходить, а готовиться к укрощению царевны. Укрощает же герой ее сурово. Тремя прутьями. После этого царевнино коварство улетучивается как предрассветный туман. Но бывает еще и так.
… Повержен Змей, глазами открытыми, мертвыми, в небо синее уставился, последняя струйка дыма из безжизненной пасти его испаряется словно дым от недавно погасшего костра. Вокруг трава выжженная, да поодаль две головы Змеевы срубленные валяются, тоже глазами мертвыми в небо безоблачное уставились.
Тишина, только где-то в лесу дятел стучит да кукушка года героевы отсчитывает. И вот еще ручеек на опушке лесной журчит. С трудом поднимаясь, вытирая окровавленный да весь в зазубринах от зубов Змеевых меч, ковыляет герой, ногу раненую подволакивая, к ручью. Жаждой томимый. И уж когда доковылял он до леса, глядь, на белом коне из него воин выезжает, в латы, как и конь его боевой, закованный.
Копьем воин поигрывает, свысока на героя уставшего да раненого смотрит. А герой на солнце щурится, ладонь ко лбу приставил да противника нового разглядывает. И глазам своим не верит, потому как воин этот – невеста его. Он-то думал, что отдохнет немного сам, да коню передых даст, воды студеной напьется и к царевне, где она, как полагал герой наш, в неволе плачет, да по нему, герою, тоскует. А вот, на тебе, вместо темницы она на коне перед героем предстает и с намерениями, явно недобрыми.
Что здесь делать герою? Сражаться. И коли победит он в честном и нелегком бою – укоротит, таким образом, невесту воинственную. А бывает еще вот так: царевна и без всяких загадок там с поединками богатырскими да задачами трудными готова за героя выйти – он же герой, все-таки. Но тут отец ни в какую. Приходится герою с невестой против отца ее объединяться.
Тут дело-то вот в чем: отец ведь – не просто родитель, а царь. Настоящий. Не станет его – царство героево будет. А отцу как-то этого не очень хочется, потому как самому царствовать ему нравится. Приходится царевне, по сказке, отца изводить.
Но давайте от мотивов этих грустных отвлечемся и на такой вопрос попытаемся ответить: «Какой смысл в пускании царевной герою крови накануне его поединка за Змеем?».
Герой ведь не просто брал царевну в жены, а вступал в ее род. На Руси-то наоборот было – невеста принималась в семью мужа. Но сказка, как мы знаем, является отражением забытых уже мифов. А у древних народов, случалось, и наоборот – муж принимался в семью невесты. Такие отношения, как многим, конечно, известно, назывались матриархальными. А родство выражалось не в печатях там, в ЗАГСах поставленных, а в кровном единстве. Иными словами, у древних народов при заключении брака принято было смешивать, а потом и выпивать, кровь жениха и невесты.
«А перед поединком со Змеем царевна прядь волос у героя срезала – это-то зачем» – спросите вы. Ну, если не читали ДОМ В ЛЕСУ, то отвечу. В стародавние, опять же, времена юноша становился мужчиной путем посвящения, то есть символического умирания.
Символически же он должен был пройти через пасть чудовища – того же Змея, например. И символом посвящения, то есть прохождения обряда умирания, становилось срезание пряди волос на лбу. Так, к слову, поступал Танатос – царь подземного мира в Древней Греции.
«А что за задачи царевна герою задавала?» – может кто спросит. Ну, на этот вопрос в следующий раз отвечу. Так что до скорого свидания.
Автор статьи Игорь Ходаков
Уведомление:Трудные задачи | to your health