Где-то в мире ветра и гор… Или рождение Вин Чун

Монастырь был разрушен. Дотла. Враги не знали пощады. Казалось, у них даже лиц нет – одни маски. И оскал желтых зубов. Но и их трупы были повсюду – вне монастыря и внутри его. Но врагов был много. Слишком много. Те, кого она считала своей семьей в монастыре, погибли в неравной битве. Все. Последние– наее глазах, окруженные врагами. Впрочем, это было не совсем так. Последнейпала она. Пронзенная копьем. У нее не было больше ни сил, не ненависти, не было и боли. Но сил не осталось и у врагов. Даже ярости. И потому они решили, что она мертва и не стали добивать. Даже грабить монастырь не стали. Отдав его во власть смерти и гиен.

…Ночной мороз и теплый, шершавый язык верного пса, лизавшего ее окровавленную щеку, вернул к жизни, и первое, что она увидела – яркие, далекие звезды на безбрежном небе и их царицу – луну. Стало холодно и ныло раненое плечо. Значит жива. Было тихо. Враги ушли, оставив трупы своих и чужих – там, где царствует смерть живым делать нечего.

…Привычная уже поза лотоса, разум успокаивался в такт дыханию, а энергия наполняла тело, вытесняя боль. Наконец, сердце пришло в состояние покоя. Насколько ее хватит? Ее дух выдержит, но выдержит ли сердце? Она шла. Точнее – не она. Тело. Оно, давая разуму отдохнуть и боли утихнуть, само выбирало путь.

Монастырь в Китае – в них веками рождались стили кунг-фу

…Сколько прошло дней? Сознание возвращалось. Вместе с болью и холодом. Тело переставало Слышать, а дух возвещал о том, что ее путь близок к завершению. – Путь будет так – подумала она… И, опираясь на палку, она шла еще несколько дней. И ночей. А когда падала от изнеможения, верный пес ложился рядом и согревал ее своей теплой шерстью, слизывая упорно сочившуюся кровь из никак не желавших заживать ран.

…Кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась: – Там, рядом, моя хижина, пойдемте.

Молодая девушка с длинными черными косами стояла рядом. Девушка поняла все без слов: запекшаяся кровь на плече монахини, рваная одежда и следы сажи на лице делали все вопросы ненужными. Пес не рычал. Значит – опасности нет.

Она улыбнулась, спросила: – Как твое имя?

–Йимм Вин Чунь.

– «Надежда на будущее» – у тебя очень красивое имя.

Девушка улыбнулась в ответ.

Ее хижина была рядом. Сирота, она давно уже жила в горах, прячась от разорявших Китай маньчжур. Это они, завоеватели с севера, разрушили монастырь. Ее хижина была бедной – кое-как сложенные ветки, дерн, да небольшие бревна, перетащенные из леса девушкой. Но хижина находилась в низине и потому объятия ветра обходили ее стороной, а, главное, в ней был огонь и отдых, которого она уже и не чаяла. А Йимм Вин Чунь знала, казалось, все лечебные травы в округе. И вскоре Нг Муи – так звали монахиню – стала поправляться.

Через месяц она уже самостоятельно выходила из хижины под радостный лай пса, который, впрочем, и хозяйку одинокой хижины тоже воспринимал как свою госпожу.

Однажды она спустилась по склону к ручью и увидела Йимми Вин Чунь – та заворожено смотрела на схватку журавля и змеи. Нг Муи отошла немного в сторону, но так, чтобы девушка могла ее видеть. И… словно колебания ветра и журчание бегущего в низине горного ручья, крик журавля и шелест ветвей близлежащего леса воплотились в движениях монахини; казалось, она движется в такт воде, лесу и горам, каждое ее движения плавно перетекало из одного в другое, без остановок и даже без смены ритма. А дыхание – оно словно стало пульсом Вселенной.

Йимм Вин Чунь показалось, будто движения сражавшегося со змеей журавля воплотились в движениях Нг Муи. Девушка перевела завороженный взгляд с поединка змеи и журавля на монахиню. Нг Муи улыбнулась:

– Это – Ци Син Цюань.

– Кулак Семи Звезд – красиво звучит, – ответила Йимм Вин Чунь.

– Я научу тебя, – сказала монахиня.

– Я готова начать тренироваться прямо сейчас, – почти закричала Йимм Вин Чунь.

– Отлично, приступим. Вот здесь, на этой поляне. Но, запомни, любая тренировка начинается и закачивается, но искусство, которому я буду тебя учить, должно все время пребывать в тебе. Теперь оно – часть твоего дао.

… Их было трое. Давно немытых и небритых, но здоровенных. Особенно в сравнении с двумя хрупкими женщинами. У одного на поясе болталась сабля, у другого в руках была увесистая дубина, третий перекидывал с ладони на ладонь нож. Впрочем, они были расслаблены. А чего опасаться троим разбойникам, коих в годы маньчжурского нашествия немало водилось на просторах Китая? Бояться двух женщин, что ли? По всему видно, беззащитных…

Первое правило – не всегда доверяй глазам своим. Один из молодцов, самый здоровый и лохматый не спеша подошел к Йимм Вин Чунь и схватил ее за подбородок. Ухмыльнулся, разглядывая:

– Хорошенькая! – он обернулся к товарищам и загоготал.

– Клюв журавля, – быстро и негромко произнесла Нг Муи. И здоровяк дико вскрикнув и схватившись за глаз рухнул на снег. В мгновение ока улыбка слетела с лиц двух других. Один из них, замахиваясь ножом, кинулся к девушке.

– Журавль бьет крыльями! – монахиня вновь не повысила голос… Нож оказался на земле, а локоть незадачливого грабителя был уже в миллиметре от перелома. Как? Да «романтик с большой дороги» этого сам не понял.

Третий, выхватывая саблю, бросился на Нг Муи, но страшная боль в коленной чашечке остановила его. Что ж, теперь сабля действительно послужит ему. Вместо палки. Надолго.

А пес? Он сидел рядом и вилял хвостом, он знал, на что способны эти две слабые женщины. И не считал нужным вмешиваться.

Прошло много лет.

… Йимм Вин Чунь вытерла слезы и попыталась улыбнуться. Нг Муи с трудом открыла глаза и тоже улыбнулась.

– Мой путь и завершен и начинается вновь, – тихо произнесла она. – Я научила тебя всему, что знала сама. Главное, не дай этим знаниям умереть.

Йимм Вин Чунь кивнула. С годами ее волосы стали совсем серебряными, но движения не утратили своей грации. Ее путь еще не был завершен. Ибо надо передать секреты стиля Вин Чун следующему – знания должны жить.