Зимняя сказка

Ну вот и прошла-пролетела зима. Незаметно. Ждали ее. С лыжами да сугробами. Да с санками. А она какая-то оказалась – куцая, что ли. Хотя, впрочем, у природы нет плохой погоды. И, тем не менее, что-то от зимы недосказанное осталось. Зимних сказок недосказано от зимы.

Потому и расскажу я вам не сказку, весеннему половодью, луга деревенские затапливавшему, посвященную, а самую, что ни на есть, зимнюю сказку и поведаю. Оттого что не надышался я зимою-то, воздухом ее студеным, да ночами длинными, звездным небом окутанными, не надышался. И на узоры, морозом на окна наведенными – не насмотрелся. Вот…

«Печку-то, печку натопили – огняная аж» – ругается бабушка. Хотя, когда она ругалась-то, бабушка? Так, под нос себе бубнит да причитает. Она вообще всегда так разговаривает – причитаниями. А печку-то огняную мы с дедом натопили. Я уж его уговорил. Чтобы, значит, поогнянней.

Сам кочергой дрова да угли помешивал, заслонку закрывал, да на огоньки и искорки красные любовался, из-за щелей, значит, видневшиеся. Казалось мне, что танцуют они – огоньки-то эти. Сидел я перед печкой, ноги босые, в валенки обутые, грел.

За окном-то метель по трубе печной воем, будто живым, гуляет, бреханье собак деревенских заглушая. Выйди на двор-то, и кота-то не сыщешь, затаился от холода-то кот. А на крыльце стоишь заметенном, слышишь, как деревья скрипят в саду, сугробами укрытом. Сугробы нынче вымахали – штакетник не видно.

Я, довольный, по избе хожу – дед сегодня про домового сказывать будет. Щас вот дед-то в сенях студеных на табурете сидит, шубу-то овечью накинул, трубкой дымит, да кашляет. Бабушка в избе смолить трубкой не разрешает. Бранит деда-то, и за трубку бранит и вообще – просто. Беззлобно бранит.

Со стола вот щас убирает, огурчики малосольные, да капусту квашеную. Остальное поели. Вот и ложиться на печь нам с дедом время подходит – жду-не дождусь. Деда-то послушать страсть как охота.

Ну, вот взбирается с кряхтеньем дед на печку, под причитания бабушки, и скидывая валенки. Печь уже не огняная, но теплая, укрываемся с дедом тулупом, я все норовлю под тулуп с головой забраться. Дед посмеивается, губами, табачком пропахшими, шевелит – вразумляет: «Не услышишь же, дурень, ничаво».

Выбираюсь. Дед вот что-то себя поднос бормочет и начинает сказывать.

«Помнится, мальцом я еще был, дома, вот в такую зимнюю пору один как-то остался. Маманька с папанькой по делам каким-то на санях, бубенцами позванивая, куда-то укатили. А что. Не боялся я никого. С папанькой, сколько себя помню, на охоту ходил. С ружьем обращаться сызмальства умел. Ну вот, вышел на двор – погода, не то что нонешняя. Тогда хоть и небо заволокло тучами, да хорошо, снежок идет. Морозец-то легкий. Не чета нонешнему. Постоял я, постоял, и шмыг в избу. В сени захожу, а в них, за столом,  маленький старичок, с меня-мальца будет. И борода у него. Белая. До пояса. И рубаха белая. И штаны. Тоже, значит, белые. Сидит. На меня не глядит.

Ну, как я его во всем белом увидел, так подумал: «Добре». И успокоился. А вначале, ты как думал-то, испужался, домового-то».

Я голову из-под тулупа-то высунул, себя на месте дедовом представил, и спросил: «А почему, деда, пужаться ты домового перестал; у меня б душа в пятки ушла».

Он усмехнулся, по макушке – как он это любил делать – легонько так – щелк меня, и говорит: «Экий ты неразумный, он же в одежде-то было из белой холстины. А это добрый знак. А бывает и недобрый. Это когда в черном явится. Домовые-то вообще разные бывают. Вот был у меня случай-то…».

Дед умолк на секунду, глянул на меня – я впотьмах, с непривыкших глаз-то, только очертания его лица едва и разглядываю – и говорит: «Ну, давай, прячься под тулуп-то, щас вот расскажу тебе про недобрую встречу с домовым-то».

Ну, я два раза просить себя не заставил – мигом под тулуп-то теплый юркнул, да  к деду-то поближе прижался. Так я всегда делал – под тулуп нырял – когда страх какой на меня находил.

Дед продолжал: «Год с того случая с домовым-то прошел. Снова маманька с папанькой укатили по делам своим в город. Я опять один. Ну, знамо дело, не боюсь. А вот погода-то была как нонче. Метельная. И как щас, так и тогда ветер по трубе гулял, а мороз заправский окна узорами расписал. Залюбуешься. Я печку-то истопил, свечерял огурчиками малосольными да пирогами, маманькой спеченными, да и взбираться на печку удумал – спать, значит ложиться. Вдруг, слышу я, стучится кто-то в сени-то. Глухо так стучится.

У меня мысль: «Ктой-то в такую пору, горемычный, с пути сбился». Боязно мне, да и не охота с печи-то слезать. А что делать? Померзнет человек-то, грех будет на душе моей. Вот. И только спустился я, только в валенки юркнул, как дума в голове: «В сени стучится, а как через ворота-то перелез. Щас кним не пройти-не проехать. В сугробах увязнешь по пояс самый».

Но иду отворять. А стук, скажу я тебе, такой мерный, только усиливающийся, в дверь-то. Подошел я к дверям-то. Тут только догадался – ничего не накинул на себя. В одной рубахе, штанах да валенках стою. А в сенях-то холод инеем по углам гуляет, нос щиплет.

Стою. Молчу. Стук ни на секунду не прекращается. И голоса, впустить, значит, в избу просящего, за дверью не слышно. Смекаю тут я, что человек мерно так вот, словно заведенный, стучать и не смогет. И топтаться будет за дверьми-то, согреваясь – уж я б услышал.

Сколько я так простоял с глазами, от страха вытаращенными. Не вспомню.  Да набрался-таки смелости, спрашиваю: «Кто там?». Негромко так спрашиваю.

А в ответ полувой, полугул непонятный. Нечеловеческий. Помню, страх меня обуял, я и про холод забыл. Оцепенел. А стук все сильнее. Смотрю, засов на двери уже в такт стуку дергается. Неровен час проломится дверь. Она уже и трясется. Что-то страшное за дверью-то.

Простоял я так в полумраке, скажу я тебе, цельную ночь, пока первых петухов не услыхал. Тут уж стук прекратился. И шаги я услыхал удаляющиеся. Как услыхал я, значит, что шаги-то удаляются и смекнул, что за дверью-то нет больше никого, и не содрогается она, и  засов на ней не трясется, так и враз я холод ощутил и понял, что продрог в сенях нетопленых до костей.

Быстрей на печку-то, еще не остывшую. Сжался в комок под тулупом овчиным. Но так и не заснул. Рассвело. Слышу, бубенцы за окном. Маманька с папанькой воротились. Рассказал я им историю свою. Пошли мы на следы смотреть. Да, следы, от двери удаляющиеся. Огромные такие. Нечеловеческие. Босые. И тот, кто оставил их, в снег-то не проваливался. Ничего папанька с маманькой не сказали, только переглянулись друг с другом, но одного меня больше на ночь не оставляли. Так-то».

Дед замолчал, я его за рукав легонько трогаю, шепотом спрашиваю, голову взлохмаченную, до бровей из-под тулупа высовывая:

– Да кто это был-то, деда?

– Знамо кто, черный домовой. Злой –также шепотом, страху на меня еще больше нагоняя, отвечает дед.

– Так чего он приходил-то?– не отстаю я.

– Да кто ж его знает. Я так потом подумал-то – повспоминал. Ужа с товарищами моими мы летом прибили. Нельзя ужей прибивать-то. Не к добру это. Так тот уж и не простой был. Галстучек у него такой красный был виден на груди. Ну, мы с дуру-то прибили его, – ответил дед, вздыхая да кашляя, как будто пытаясь от чего тяжелого грудь освободить.

Помолчал дед немного и сказал, уже в усы да бороду позевывая: «И не уж это был, а домовой в образе ужа. Вот и приходил он той ночью со мной счеты сводить.

А папанька с маманькой как потом узнали, что я ужа-то прибил – сильно бранили меня-неразумного, говорили, что такой вот уж скотину охраняет и нельзя его трогать».

Поглядел на меня дед, потрепал по голове моей взлохмаченной, и сказал, улыбаясь – улыбку-то я его разглядел, потому как глаза-то мои к темноте, рассеиваемой немного огоньком лампадным, что перед иконами в красном углу теплится, попривыкли. Так вот сказал дед: «А вообще домовой, даже злой, только спужать может, зла-то не сделает. Вот меня и спужал тогда. Да и за дело».

Тут с забурчала-заругалась на деда бабушка. От ее ворчания мне только спокойно стало. Поглядел я на окна, морозом разукрашенные, закутался в тулуп с головой. Да и заснул добрым сном, перекрестить себя не забывши.

 Автор статьи Игорь Ходаков

Понравилась статья? Сохраните на память!

Опубликовать в Google Plus
Опубликовать в LiveJournal
Опубликовать в Мой Мир
Опубликовать в Одноклассники
Опубликовать в Яндекс

9 комментариев:

  1. Татьяна

    Одна монахиня рассказывала, как в одну ночь в ее келейку постучали. Домик был деревенского типа и замки, соответственно, тоже, т.е. дверь кельи на ночь закрывалась просто на крючок. Открывать, конечно, на стук она не стала… и с ужасом увидела, как крючок сам по себе откидывается и дверь открывается. И никого… нигде… «Концерт» на этом был окончен. Потом ее отпаивали водой — вспоминала, что зубы от страха стучали по стакану.

  2. Татьяна

    Еще страшилки.
    Однажды, больше 20-ти лет назад, я решила проверить, что, может, это все сказки про бесов всяких, и их нет, и все прекрасно. И одним прекрасным вечером мысленно спросила: если ты есть, дай знать. Тут же на столе закачался тюбик с кремом. Я, поняв, что достаточно далеко стою от стола и ничем зацепить ничего не могла, а так же больше ничего не качается и не падает от невозможно сильного сквозняка или землетрясения, пришла в ужас, тут же за стенкой во сне устрашающе закричала мама, как будто отгоняла какого-то гада: «Уйди от меня, уйди от меня». Никогда она во сне не разговаривала ни до этого, ни после. Уж не знаю, как я не осталась без волос от ужаса. Мне этого безумного вопрошения хватит на всю жизнь))) Подумала тогда: если эти «ребята» существуют, то не может быть, чтобы не было Бога…
    Потом я удивлялась, почему этих, а не светлых или Бога бы спросить? Наверно, неудобно было с такими глупыми вопросами к высшим и сглупила так, что дальше некуда))

    • Спасибо, Тань, за коммент. Аккурат на ночь прочитал. Ну, ничего — и со светом тоже спать можно)). Включенным.

    • Обожаю Ваши комментарии, так в тему всегда)))
      так, тюбики все складываем, чтобы не качались, ручки не укатывались, комп сам по себе не включался… что еще? а, мужу надо рот скотчем заклеить на ночь, чтобы не орал. А то тоже, как начнет отгонять кого-то. Хорошо, что у меня кот есть. Сидит себе на спинке кресла, и смотрит в угол… пристально так. Ой.

      • Людмила

        Кстати про кота. Точнее про кошку. Русскую голубую. Хозяева, мои знакомые, летом отправили ее на дачу. Однажды просыпаются ночью от шума в комнате.
        Их кошка лазает по полкам. О том, что она на даче, вспомнили только утром.

  3. Татьяна

    )))
    Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!!! Ангела Хранителя вам всем!)

    • Аминь. Я, единственное, хотел бы соориентировать читателя: я не пишу на духовные темы и уж, тем паче, не стремлюсь к соприкосновению с иным миром — он и так с нами соприкасается, часто без нашего желания. В сфере моих интересов бытовые народные представления о потустороннем, что наиболее рельефно выразилось в отношении к так называемым заложным покойникам. Ну, я это к тому, что «Димкин дед» на подходе, хотя скорость его появления здесь зависит от хозяйки сайта.

  4. Татьяна

    Да уж у вкого оно есть, это желание соприкоснуться?))
    Да я вроде как и не хотела перевести тему, просто прочитала про стук и вспомнилось на подобную тему призрачных явлений. Получилось что-то вроде детских страшилок на ночь)) Но я буду иметь ввиду, на тему этих, заложных у меня ничего нет — все, молчу!)

    • «все, молчу!)» А вот этого не надо, ибо Ваши комменты обожает не только хозяйка сайта.

Добавить комментарий для admin Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован.

[+] Самые красивые смайлики тут

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.